Революция
Мороз сковал речку Кшень, образовался ровный лёд. Младший Иван Ермаков и племянник Евдокии Федот Базевкин приготовили коньки для катания. Деревянные колодки, подбитые стальной спинкой от косы, привязывали тонкими верёвочками к чуням и скользили по речному льду.
Подростки слышали, что совершилась революция, вместе с взрослыми ожидали перемен.
– Теперь царя не будет, – сказал Федот.
– Куда же он денется? – спросил Иван.
– Кто его знает, может, уедет за границу.
Друзья по льду прикатили в экономию, управляющий Бобров куда-то сбежал. Люди разбирали скотный двор, грузили на подводы жерди, брёвна и увозили к своим домам.
Мальчики подошли к большому сараю, в открытую дверь увидели жатки. Федот был на год старше Ивана, рассказал о стальных пластинах, находившихся в ножах жаток. Если ударить пластиной о кремень, то вылетало много искр, хорошо поджигавших самодельный фитиль, натёртый гречишной золой. Спичек не было, а надо свет зажигать, печь растапливать, огниво – необходимая вещь в хозяйстве. Нашли лом, ударили по ножам жатки, взяли отломившиеся пластины, и покатили по льду домой.
Прасковья Николаевна увидела добычу подростков. «Берите свои железки и несите куда хотите, – строго сказала мать, – жатку поломали, вернётся Бобров и всех, кто растаскивает барское добро, перевешает». Федот возразил: «Теперь царя не будет. У помещика землю отберут и нам раздадут, об этом Маяк рассказывал». В селе местного коммуниста прозвали Маяком. Всё же ребята собрали железки, оставили себе два огнива, остальное отнесли в овраг и закопали.
С фронта возвращались солдаты, некоторые привозили оружие. Подростки видели австрийские штыки, английские гранаты и даже винтовки, В селе стало неспокойно, на улицах появлялись пьяные мужики в военной форме.
В Екатериновке состоялась сходка, приглашали всех желающих. Федот и Иван тоже пошли на собрание, подростки удовлетворяли любопытство, узнавали последствия революции. На сходке избрали комитет бедноты, в него вошли крестьяне, жившие в нужде. Комбед раздавал помещичью землю, лошадей, коров, овец, жизнь на глазах менялась к лучшему.
После похода на разорённую помещичью усадьбу, Иван младший возвратился домой, за столом в солдатской гимнастёрке сидел отец. Давно подросток не испытывал такой радости. Роман Кузьмич с удовольствием осмотрел сына. «Здорово подрос, – сказал солдат, – только, что же ты такой грязный и оборванный? Ну, ничего, поправим дело. Я привёз две шинели, сошьём обоим Иванам по новому пиджаку».
Роман Кузьмич изменился, раньше носил широкую русую бороду, а теперь остались только усы.
– Пап, много на войне убили германцев? – спросил Иван.
– Много, – ответил отец, – только наших полегло ещё больше.
– Пап, мамка деньги собирала на новую хату.
– Будем строить, – заверил Роман Кузьмич.
Достали валенок с богатством, солдат посмотрел на разноцветные бумажки, горько усмехнулся: «Сейчас эти деньги ничего не стоят». Прасковья Николаевна пожалела о напрасных стараниях, но радость от возвращения мужа делала все беды ничего не значащими.
В селе с надеждой и сомнением слушали коммуниста, говорившего о власти рабочих и крестьян. От него Иван впервые услышал о Ленине. Маяк подтвердил, что землю отдадут крестьянам, а фабрики и заводы – рабочим. Так оно и вышло. По решению комитета бедноты семья Романа Ермакова получила земли на семь душ.
Гражданская война
В Екатериновке появились солдаты и офицеры Деникина. Один из воинов остановился в доме Гогота, ходил с винтовкой, тренировался в стрельбе. Как-то раз белогвардеец спустился в овраг, к нему подошли Павел и Иван, попросили посмотреть винтовку. Военный показал, как открывается затвор и заряжается оружие. Поставил доску, стрелял по ней, попадал. Парням тоже хотелось стрельнуть, но солдат не разрешил.
Деникинцы заставляли мужиков, имевших лошадей, дежурить при частях. С таких обязанностей крестьяне возвращались без лошадей и телег, белогвардейцы всё отбирали, объясняли свои действия нуждами военного времени.
У Романа Кузьмича была гнедая кобыла, но хорошей повозки не имелось. Чтобы белые не забрали последнее, отец послал Ивана младшего верхом на лошади к Ждановой горе, где раньше копали камни. Надо было спрятаться на несколько дней, пока белогвардейцы не уйдут из села. Сын три дня не появлялся дома, деникинцы долго не продержались.
Белые начали обстреливать противника из орудия, стоящего около кладбища. Иван понял, что красные рядом и можно ехать домой. Был полдень, подросток прискакал к хате, лошадь спрятал в хлеву. В окно увидел, как белогвардейцы везли орудие и завернули в огород Ермаковых, к сложенным снопам овса, начали кормить лошадей.
На другой стороне оврага появились матросы, двигались цепью, собираясь атаковать белых. Увидев краснофлотцев, деникинцы бросились к лошадям и начали удирать, оставив какие-то ящики. Когда красноармейцы перешли овраг, первыми их встретили Иван с Павлом, рассказали, что белые оставили на огороде ящики. Матросы обнаружили в ящиках снаряды и подарили друзьям кусок толстого каната, впоследствии парни вили из него шнуры и плели лапти.
Гражданская война прошла через Екатериновку, нанося ущерб крестьянским хозяйствам, вскоре на смену одной беде пришла другая. В селе началась эпидемия тифа. Каждый день на кладбище хоронили умерших. Больные в хатах лежали без медицинской помощи в лихорадочном состоянии, лечились сами, как могли.
В семье Романа Кузьмича заболели оба Ивана. Большой лежал на соломе в чулане, меньший – на печи. Прасковья Николаевна старалась вылечить детей: обмывала тёплой водой, поила горячим молоком, разными травами, кипятила бельё, добавляя гречишную золу. Материнская забота помогла, сыновья выжили. После этого заболела мама.
Шёл май тысяча девятьсот двадцать первого года. Роман Кузьмич пас корову, почувствовал себя плохо. Пришёл домой бледный, забрался на печь и затих. Мать сказала Ивану младшему посмотреть, почему отец молчит? Сын забрался на печь.
– Пап, что с тобой?
– Смерть моя пришла, – отозвался Роман Кузьмич.
Иван помог отцу слезть с печи, вывел в сени и уложил на солому. Роман Ермаков приложил руку к левой стороне груди, громко застонал. Потом глубоко вздохнул, из глаз покатились слёзы, и он затих. Прасковья Николаевна поняла, что муж умер, и громко зарыдала, заплакали дети.
Возле хаты Ермаковых собрались родные и знакомые. До кладбища гроб с телом покойного несли на руках, около могилы священник отслужил панихиду, предали покойника земле.
Прасковья Николаевна после похорон мужа совсем слегла. Трёхмесячный сын Сеня остался без материнского молока. Малыша выхаживала двенадцатилетняя дочь Агриппина. Доила корову и поила малютку молоком. Так продолжалось полтора месяца, наконец, мама начала потихоньку ходить, старалась навести в хате порядок. Младший Иван второй раз заболел тифом. Благодаря усилиям Прасковьи Николаевны малыш Сеня и Иван остались жить.