Тяжёлое ранение

Дивизия продолжала наступление в направлении Тарнополя (ныне город Тернополь). В местечке недалеко от железной дороги обнаружили шестнадцать трупов жителей, расстрелянных фашистами. Женщины на тачках везли уже разлагавшиеся трупы своих мужей и сыновей. Когда спросили, почему расстрелянные долго лежали, женщины рассказали, что фашисты не разрешали хоронить. Жестокость оккупантов свидетельствует о бесчеловечности фашизма.

В политотделе дивизии появился командир «Молодой гвардии» из Краснодона Иван Туркенич, назначенный на должность заместителя начальника политотдела по комсомолу. Он был в звании старшего лейтенанта, постоянно носил на груди медаль «Партизану Отечественной войны». Своих сверстников и более старших солдат старался называть по имени и отчеству. Сослуживцы уважали Туркенича, слушали рассказы о молодогвардейцах, замученных фашистами. Позднее Ермаков узнал, что командир молодогвардейцев погиб в Польше.

Советские войска подошли к Тарнополю, шла весна тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Город имел три линии обороны, кирпичные дома с толстыми стенами, сильную вражескую группировку. В результате ожесточённых боёв наши войска замкнули кольцо окружения вокруг города. Гитлеровцы пытались снабжать окружённый гарнизон по воздуху, на Тарнополь налетало сразу более пятидесяти самолётов. На красных парашютах сбрасывали бочки с жиром, ящики с продуктами, ручными гранатами и другое. Всё происходило беспорядочно, часто парашюты с грузами попадали в расположение наших частей.

Девятого марта советские бойцы ворвались в Тарнополь, начались тяжёлые уличные бои. По зданиям били из орудий прямой наводкой, в стенах зияли пробоины, отваливались целые углы домов. На улицах валялось много трупов, разбитые танки, орудия, автомашины.

Перебегая из одного дома к другому, Ермаков увидел, как отвалился угол здания, раздались взрывы двух снарядов. Подкосились ноги, Иван упал прямо в лужу возле забора, сразу не понял, что с ним произошло. Почувствовал боль в спине, хотел встать, но ноги не слушались. Мимо пробегала почтальонка Наташа, заметив лежащего воина, остановилась. Подошла вплотную, поняв, что боец жив, схватила Ермакова за воротник шинели и потащила в коридор ближайшего дома. Здесь раненый увидел в открытую дверь, лежащего на полу погибшего лейтенанта разведки.

Вскоре в помещении появился капитан отдела «Смерш» (контрразведка) с врачом-женщиной. Капитан спросил бойца:

– Ну, что, попало?

– Попало, – ответил Ермаков.

Раненого занесли в комнату, положили на деревянную кровать и начали перевязывать, Иван потерял сознание. Очнулся, когда клали поперёк легковой машины, повезли в медсанбат. Полы шинели распахнул ветер, стало видно, как сквозь бинты сочилась кровь.

Между жизнью и смертью

Медсанбат размещался в доме крестьянина. Увидев знакомого офицера, Ермаков спросил закурить.

– Я не курю, – ответил лейтенант.

– В кармане моей шинели кисет, сверни цигарку, – попросил раненый.

Лейтенант просьбу выполнил, но курить Ивану не пришлось, опять потерял сознание.

Пришёл в себя на второй день, понял, что лежит на соломе вверх лицом. Возле него сидела сестра в белом халате, рядом стоял врач-подполковник. Сестра сказала, что больного сильно рвёт. «Это обычное явление после наркоза», – объяснил подполковник. Ермаков увидел свою разорванную штанину тёплых брюк, а правой ноги нет, её ампутировали выше колена.

Подошли санитары, осторожно положили пострадавшего на носилки и вынесли из помещения. Во дворе стояла грузовая машина, в кузове лежали раненые, Ивана положили среди них. К машине подошёл сержант, возивший начальника политотдела, сказал: «Теперь, Иван Романович, отвоевался, крепись. Поживи ещё, узнаешь, как кончится война».

Машина тронулась, долечиваться увозили в госпиталь, подальше от фронта. Разгрузили в помещение, оборудованное двойными нарами. Как несли в баню, Ермаков не помнил, очнулся и увидел полную молодую девушку, поливавшую его тёплой водой. «Сестричка, что вы делаете, я чуть не захлебнулся», – пытался пошутить больной. Она грустно посмотрела на него и ничего не сказала.

На третий день раненых погрузили в товарные вагоны и повезли в сторону Житомира. Солдаты, одетые в шинели, лежали на соломе, Ермаков почувствовал себя плохо: поднялась температура, началось воспаление лёгких. На одной из станций из-за высокой температуры хотели высадить, но он не согласился. Поезд остановился в лесу, печь в вагоне пригасили, впереди вражеские самолёты разбомбили станцию. Только утром поехали дальше. В Житомире людей разместили в большом клубе на нарах. В первую ночь услышали гул вражеских самолётов над госпиталем, оказалось, что и сюда ещё летали фашистские стервятники.

При перевязке Ермаков заметил, как сильно похудел: пальцы на руках стали тонкими. После смены бинтов сестра взяла его на руки, нежно, как маленького ребёнка перенесла на койку. На второй перевязке к больному подошла миловидная черноглазая женщина в белом халате, сняла с культи повязку и сказала: «Будешь жить. Мы хотели записать тебя в книгу умерших, а ты поборол смерть». Она взяла небольшое круглое зеркало, направила на культю и попросила взглянуть на рану. Иван посмотрел и подумал: «Отбило ногу ниже колена, а в медсанбате отрезали выше колена». Видно было мясо, конец кости и мозг, доктор объяснила:

– Раньше рана была страшной, а теперь мясо стало другого цвета. Культя заживёт, ты будешь жить. Семья есть?

– Есть, – ответил Ермаков, – жена и двое детей.

– Вот и хорошо, подлечим в госпитале, и встретишься с родными.

Соседом по палате был рабочий Житомирского сахарного завода, раненый в ногу выше колена. Врачи пытались сохранить ногу. У рабочего жена жила не очень далеко, он хотел встретиться с ней, написал письмо.

Возле больных постоянно находилась пожилая сестра, звали её Машей. Она с любовью ухаживала за ранеными, приносила из дома мочёные яблоки, капусту. Бывало, сидит молча, смотрит на искалеченных войной, а сама плачет.

– Почему вы плачете? – спрашивали солдаты.

– Милые мои! Смотрю на вас, как вы мучаетесь, и сердце сжимается. Проклятая война, принесла много страданий людям.

Чтобы успокоить сестру, раненые решили петь, начали песню «Прощай любимый город», получилось ладно, сестра тоже подтянула. У рабочего сахарного завода был приятный голос, пел хорошо. Потом, под вечер, ему стало плохо, врачи решили сделать операцию, ампутировали ногу выше колена. После этого поднялась температура, появился понос, и через три дня он скончался. Когда хотели хоронить, приехала жена, принесла гостинцы мужу, но было поздно.