Лечение в госпиталях
Рана у Ермакова не заживала; вместо грануляции (зарастание молодой тканью), мясо сжималось, а кость выпирала и желтела. Сестра, делая перевязку, снимала бинты с культи и жалела: «Уж очень у тебя рана трудно заживает, придётся долго лежать в госпитале».
Разговаривая с товарищем, Иван сомневался: «Что врачи будут делать с костью в моей культе, отрежут или нет?» В это время возле койки проходил инвалид на костылях, приободрил:
– Чего ты, браток, призадумался? Не горюй, врачи многому на нас научились. Заживёт твоя культя, давай лучше споём песню.
– Запевай, – согласился Ермаков.
Вначале пели вдвоём, потом подхватили большинство раненых. Работники госпиталя слушали больных и начинали подпевать.
Двадцатого мая стоял тёплый солнечный день, начали подготовку раненых к эвакуации вглубь страны. В тупике стояли голубые вагоны пассажирского поезда, на пригорке зеленела трава, расцветали ранние цветы. К вечеру закончили размещать раненых по вагонам, и поезд пошёл в сторону Киева. Дорога оказалась длинной, эшелон прибыл на Урал в город Челябинск. Раненых разделили: безногих направили в госпиталь города Копейска.
На перевязке врач осмотрела культю, покачала кость пинцетом, рану промыли и перевязали. Через десять дней Иван вновь лежал на операционном столе, врач пинцетом сняла с кости образовавшееся уплотнение в виде коляски. «Диффузный остеомиелит», – услышал больной.
– Что это означает? – спросил Ермаков на перевязке.
– Кость поражена до самого сустава, потребуется сложная операция, – объяснила медсестра, заканчивая бинтовать культю.
Между тем Ермаков заметил, что начал поправляться, кость обрастала мясом. Когда рана стала не больше десятикопеечной монеты, врач сказала:
– Будем реампутировать культю.
– Зачем это? Теперь всё хорошо, рана скоро совсем закроется, – произнёс больной.
– Нет, такая рана не заживёт, – ответила доктор, – нужна операция, иначе ты не сможешь пользоваться протезом.
Реампутацию делали врачи-женщины вдвоём. Сделали укол в поясницу, положили на операционный стол и накрыли простыней. Через некоторое время хирург спросила:
– Чувствуешь, чем я провела?
– Чувствую, – ответил Иван, – каким-то тупым предметом.
– Ну, хорошо, начнём.
– Снимите с меня простынь, я буду смотреть, как вы всё делаете? – попросил больной.
– А не боишься?
– Нет.
Когда с лица сняли простынь, Ермаков увидел: мясо на культи с боков разрезано и вывернуто вниз и вверх. Хирург быстро отпилила конец кости, обрадовала: «Мы думали, что у тебя вся кость поражена, оказалось не так. Смотри, какая она белая и крепкая, теперь наведём культю, чтобы удобно было пользоваться протезом». Иван лежал и смотрел, как резали и сшивали мясо, только пот лил, вся рубашка стала мокрой.
После операции лежать на койке стало неудобно, начала усиливаться боль. Пришла доктор, спросила:
– Как дела, Ермаков? Культя болит?
– Болит, но терпеть можно.
– Молодец, боец!
В полночь боли усилились, подошла врач.
– Укол сделаем?
– Воля ваша, – произнёс больной.
После укола он затих, потом заснул. Утром увидели, что оба матраца и простыня пропитаны кровью, на полу под койкой натекла лужица крови, но боль утихла. Через десять дней рана совсем затянулась, Иван сам поднялся с кровати и начал помаленьку передвигаться на костылях.
Возвращение домой
Прошло два месяца после реампутации, сержанта Ермакова выписали из госпиталя. На станцию шли группой, на костылях, в хорошем настроении, ведь ехали домой. В новом обмундировании с орденами и медалями пострадавшие бойцы ожидали поезд, слушая частушки из репродуктора. Иван возвращался туда, где родился и вырос, в село Екатериновку. Приятное волнение вызывали мысли о предстоящей встрече с семьёй, родными, знакомыми. Потеря ноги не уничтожила любовь к жизни, надежду на хорошее будущее, подтверждая, что для сильных духом лучший путь – преодоление невзгод.
На станции Мармыжи встретилась тётя жены Елизавета Ильинична, вырастившая шестнадцать детей родных и приёмных. Её сыновья и три дочери воевали на фронте, одна из девушек погибла, спасая командира. Тётя жила в соседней деревне и не видела Ивана лет десять. Несмотря на то, что Ермаков был на костылях, Елизавета Ильинична сразу его узнала.
– Это же вы, Иван Романович? – спросила тётя. – Вернулся родимый, без ноги. Ну, ничего, а где Маруся?
– Писали, что она возвратилась из Казахстана. Сейчас живёт на Украине, там, где я работал.
– Теперь встретитесь, наверное, туда поедешь?
– Раз живой остался, теперь встретимся, – ответил Иван.
На станцию Студёный поезд прибыл вечером, до Екатериновки оставалось десять километров. Идти на костылях такое расстояние, недавно вышедшему из госпиталя, было бы очень трудно, решили переночевать в пристанционной избушке.
Тётя рассказала, что всю Гремячку немцы разбили и разграбили, хату и даже погреб Ермаковых сравняли с землёй. Мать Прасковья Николаевна с дочерью Агриппиной живут теперь за речкой в маленьком амбарчике без окон и крыши. Много сельчан ютится в подвалах или в приспособленных «каменюшках» (закутах).
На рассвете первым встал Ермаков, вышел на улицу, закурил папиросу. Раньше здесь стояло кирпичное здание вокзала, теперь остались развалины. Железнодорожные билеты продавали в подвале, там же находились дежурный по вокзалу и пассажиры.
– Что будем делать? – спросила тётя. – Вряд ли ты доберёшься в свою Гремячку на костылях.
– Как-нибудь доберусь, – ответил Иван, – только вам, Елизавета Ильинична, придётся помочь мне нести протез.
– Это я помогу, если бы у меня хватило сил, на плечах бы унесла тебя.
– Пойдём помаленьку, а там может, попадётся попутный транспорт, – решил демобилизованный.
Целый день добирались родственники до села, к вечеру показалась Екатериновка. Сердце замирало, когда Ермаков вместо родного дома увидел пустырь, исчезли берёзы и яблони, окружавшие жилище.
Возле конюшни колхозного двора встретили Александру Перечёсову, Иван помнил её девчонкой-подростком. Она сказала, что работает в колхозе бригадиром, порадовалась возвращению воина, предложила отвезти земляков за речку, поскольку на костылях туда трудно добираться. По дороге рассказала о старшем брате Ермакова, боец получил ранения в боях под Москвой и умер в госпитале. Похоронили старшего Ивана в Калуге на Пятницком кладбище. Его сын-подросток подорвался на мине, а жена с дочерью после освобождения Украины уехала на Донбасс.
Алесандра сообщила, что муж Агриппины Ефим Поланчев пропал без вести, сестра вместе с малолетними детьми и матерью живут в амбарчике. Прасковья Николаевна вырастила и проводила защищать Родину пятерых сыновей, только через несколько лет один из них, инвалидом возвращался домой. Трудна материнская доля: отсылать на войну сыновей и ждать вестей, надеясь и переживая. Горе и разруха встретили Ермакова в родной деревне, на душе было тревожно от ожидания встречи с матерью и сестрой.